— Если разрешите, — сказал Кикнадзе, — я представлю вам своего заместителя и попрошу вашего помощника познакомить меня с прикрепленными к вам нынче утром сотрудниками службы охраны. Нужно уточнить с ними некоторые детали.

— Хорошо, — согласился Полетаев, поднимаясь. Кикнадзе вышел и через несколько секунд вернулся с женщиной.

— Подполковник Суслова, — представилась она, снимая темные очки.

— А-а-а, — протянул удивленный Полетаев — он не знал, что нужно говорить в подобных случаях. Появление женщины в кабинете было столь неожиданным, что министр не мог скрыть своего замешательства.

— Подполковник Суслова — наш опытный сотрудник, — пришел ему на помощь Кикнадзе.

— Очень хорошо, — обрел привычное равновесие Полетаев, — значит, будем работать вместе.

— Мы не хотим вам мешать, — сказал Кикнадзе, — только должен вас предупредить, что теперь, прежде чем попасть к вам в кабинет, придется пройти проверку на наличие оружия. В приемной постоянно будут находиться наши сотрудники.

— Еще немного, и вы сделаете из меня папу римского. Но думаю, даже его так не охраняют, — пошутил Полетаев.

— Охраняют, — сказал без тени юмора Кикнадзе, — еще как охраняют.

Они вышли из кабинета вместе с Сусловой, а Полетаев, оставшись один, подошел к столу, взял ручку, хотел сделать необходимую запись, но оказалось, что в ручке кончились чернила. Для Полетаева это было дурным знаком. Он раздраженно отбросил ручку и взял другую.

— Неужели все настолько серьезно? — Он попытался сосредоточиться.

День первый. Москва.

14 часов 32 минуты

Слепнев подошел к телефону-автомату. Огляделся. На улице все было спокойно. Вставил жетон, поднял трубку и набрал нужный номер.

— Слушаю, — раздался хриплый голос генерала.

— Записывай название банка и номер счета, пенсионер, — сказал Слепнев, — и не вздумай хитрить. Чтобы деньги были на счету уже завтра. Тогда до пятницы я все сделаю. А во второй половине дня в пятницу деньги должны быть разблокированы. Не забудь сообщить об этом в банк.

— Нечего мне указывать, что я должен! — сорвался на крик Скороденко, обозлившись на слово «пенсионер». — Мы и без тебя справимся.

— Как хочешь. Жду до завтра. Если денег не будет, больше не позвоню. И не тяни, пенсионер, — с издевкой повторил Слепнев. — Я ведь знаю, что ты задумал. Хочешь подставить меня. Сам все провернуть, а деньги списать на меня. Так вот учти, пенсионер, ничего у тебя не выйдет. Если даже твои орлы и сумеют что-нибудь сделать, то деньги твои все равно пропадут. Я найду способ сообщить, что не причастен к твоей операции.

— Сукин сын, — пробормотал генерал, с трудом сдерживая ярость, — напрасно я тебя живым отпустил.

— До свидания. И мой тебе совет — не ищи меня. — Он положил трубку, быстро прошел к машине, сел рядом с водителем, и машина тронулась.

— Что он сказал? — спросил Марек.

— Все будет в порядке, — усмехнулся Слепнев, — дрейфит, стервец. И деньги хочет забрать, и на меня все свалить, и сухим из воды выйти. Вот жадность его и погубит. Поехали к Майе. Там нас искать не будут. Ты говорил со Стариком насчет паспорта?

— В пятницу будет готов, — ответил Марек, — и деньги. Они дают под двадцать пять процентов.

— На сколько дней?

— На неделю.

— Ростовщики, — беззлобно заметил Слепнев, — ладно, черт с ними. Скажи, что мне нужно уже сегодня двадцать тысяч долларов. Сегодня. Пусть считают с сегодняшнего дня. Понял?

— Передам.

— Как только получишь деньги, поезжай к Старику и забери все, что он для тебя приготовит. Он будет у себя сегодня после восьми вечера. Оба чемодана привезешь к Майе.

— Понятно.

— И еще, — сказал Слепнев, глядя на подельника, — кроме тебя и Старика, никто в мире не знает, что я буду у Майи. И если меня обнаружат…

Марек дернул машину, коротко выругался и посмотрел на полковника.

— Сам понимаешь, — договорил с явной угрозой Слепнев, — я разбираться не стану.

— Я когда-нибудь вас предавал? — спросил Марек.

— Поэтому и живешь рядом, — в тон ему ответил полковник, — мне обычно такие вопросы не задают. Один мой друг любил говорить, имея в виду женщин, что страшна не измена, а сама мысль о ней. И если эта мысль придет тебе в голову, гони ее прочь. Гараж хорошо закрыл?

— Да. Ключи у меня. Только оставлять трупы в багажнике надолго нельзя. Через два-три дня такой запах пойдет, все соседи сбегутся.

— Через два дня я сам туда соседей позову, — успокоил его полковник.

— Может, вывезти их и закопать? Вы же говорили, что так мы и сделаем.

— Раньше говорил. Пока эти ублюдки не провалили все дело. А сейчас эти трупы нам понадобятся.

— Как они могли не заметить, что министр в автомобиль не садился? — удивился Марек. — А может, он на повороте вышел?

— Не выходил он, — нехотя ответил полковник, — это я виноват. Думал, с их точки все будет видно. Не учел, что они могут отвлечься. В таких случаях нужно ставить человека возле подъезда. Но у меня людей больше не было. Ты и так их ждал в переулке с машиной. Майя дома была, Старик нам отход обеспечивал, а Семен в Ленинград, тьфу ты черт, в Санкт-Петербург укатил. Откуда мне было взять еще одного наблюдателя? Вот и вышла лажа. Сделай они все нормально, закопали бы их сейчас где-нибудь за городом, и с концами. А раз ошиблись, пусть теперь страдают их души. Не дам им упокоения, пока на нас не поработают.

Марек с ужасом взглянул на Слепнева.

— Только не говори, что ты верующий, — усмехнулся полковник, — с твоим-то прошлым.

— Я верующий, — сказал Марек.

— В таком случае гореть тебе в аду. Только ничего нет. Ни ада, ни рая. Есть черви, которые нас с тобой грызть будут. Вот и все. Никакой загробной жизни.

— Не нужно так говорить, — поежился Марек.

— Почему не нужно? — повернулся к нему полковник. — Я тебе вот что скажу. И рай, и ад мы на земле получаем. И столько нам отмерено в этой жизни и рая, и ада, что в другой жизни мы бы от всего этого взвыли. По большому счету, если бог есть, он должен был дать нам покой в другой жизни, чтобы мы отдохнули от этой. Лет так на миллион. А потом, может, нам и самим не захотелось бы снова бегать по грешной земле. Отвыкли бы. Поэтому с точки зрения абсолютного бога все правильно. Каждый из нас хлебает свой рай и ад здесь, а потом отправляется навечно отдыхать там. Вот и вся философия.

Марек молчал, глядя на дорогу.

— Не согласен? — добродушно спросил Слепнев. — Ну и черт с тобой, как хочешь. Только про червей не забывай. Это так страшно, когда черви вгрызаются в мозг. Вообще, с рациональной точки зрения самые умные существа на земле, должно быть, черви. Они сожрали за эти тысячи лет столько всяких мозгов, что давно должны были принести достойное потомство, а не прозябать в земле. Но не принесли. И знаешь почему? Потому что халявной пищи много. Вот ты отними у них эту пищу, заставь вылезти на поверхность земли, побегать, еду поискать, так они за тысячу лет особую породу умных червей выведут. Но еда сама к ним идет, вот они и обленились. Лежат себе в земле и ждут очередного покойника.

— Разговоры у вас сегодня какие-то мрачные, — сказал Марек.

— А я вообще мрачный. Иногда думаю, что, если на самом деле есть ад, значит, на том свете встречусь с ребятами, которых сегодня на небо отправил. Интересно, что они мне скажут. Ругать начнут? Или, наоборот, благодарить, что избавил их от земных страданий? Вообще-то интересно, должно быть, встречаться со своими жертвами. У меня, думаю, не меньше взвода покойников наберется. Может, меня там их куратором сделают. — Он засмеялся хриплым, неприятным смехом, от которого у Марека мурашки побежали по телу. Полковник прямо-таки зашелся смехом, даже закашлялся, ударяя себя кулаком в грудь. Потом выпрямился и сказал: — Все равно ничего нет. А раз бога нет, значит, мы с тобой сами решаем, кому жить, а кому к червям отправляться. Иначе кто-то другой будет за нас решать. Вот поэтому, Марек, я отношусь к тем, кто сам за себя решает. — Он помолчал и равнодушно добавил: — И за других тоже.