— Садитесь, — указал на кресло Владимир Владимирович, — думаю, вы уже познакомились и я могу уйти на кухню готовить чай. А вы тут пока спокойно поговорите.

С момента появления Лены Дронго чувствовал себя очень неловко и, видимо, был обижен на Владимира Владимировича за то, что тот не сказал ему, кто именно должен прийти. Возникшая секундная пауза после ухода хозяина квартиры грозила перерасти в томительное молчание, когда Елена вдруг тряхнула головой и, улыбнувшись, сказала:

— Ты верен себе. По-прежнему твой любимый «Фаренгейт»? Тебя можно определить по запаху.

Одно время они были близки. Совсем недолго. Но вполне достаточно, чтобы узнать о его пристрастии к «Фаренгейту». Вот уже много лет он пользовался только этой косметикой, предпочитая мыло, дезодоранты, лосьоны и парфюмы исключительно от Кристиана Диора. Женщина, которая хоть раз провела с ним ночь, не могла забыть этот, казалось, въевшийся навсегда в его кожу запах. Запах парфюма в сочетании с запахом конкретного человека образует неповторимый, специфический аромат. У каждого свой, если даже двое пользуются одним и тем же парфюмом. Аромат «Фаренгейта» пропитал не только тело, но и душу Дронго, став для него своего рода визитной карточкой.

— Да, — ответил он, улыбнувшись, — ты не забыла?

— Конечно, нет. Как только вошла, сразу почувствовала.

— Ты теперь не носишь темные очки? — спросил Дронго. — Но ведь яркий свет тебя явно раздражает.

— Они у меня в сумке, — ответила Елена, задержав на нем взгляд.

Эти несколько фраз растопили образовавшийся было лед недоверия между собравшимися. Но у Елены и ее спутника было слишком мало времени.

— У нас к тебе важное дело, — сказала Елена, — может быть, самое важное в твоей жизни.

— Надеюсь, вы не потребуете от меня ничего противозаконного? — пошутил Дронго.

Елена и Руднев переглянулись. Это не понравилось частному детективу. Ему вообще не понравился их внезапный ночной визит. И срочный вызов Владимира Владимировича. И строгие лица пришедших, никак не реагирующих на его шутки.

— Трудно сказать, — ответила она, — мы сами пока ничего не знаем.

— Может, откроете мне наконец секрет? Что случилось?

— Откроем, — пообещал полковник. — Дело в том, что сегодня утром было совершено покушение на министра финансов. По счастливой случайности он остался жив.

— Слышал, — кивнул Дронго, — все информационные агентства мира только и говорят об этом.

— Поэтому мы и приехали, — сказала Лена, бросив взгляд на Руднева. Что-то в этом ее взгляде насторожило Дронго. Он не мог понять, что именно. Боль? Настороженность? Сочувствие? Понимание? Однако он не стал расспрашивать, сказал лишь:

— Насколько я понимаю, все обошлось, министр не пострадал, только два его сотрудника погибли.

— Но он может пострадать, — возразила Суслова, — понимаешь?

— Вы не исключаете повторного покушения? — хмуро спросил Дронго.

— Нам рекомендовал обратиться к вам генерал Потапов. Он передал вам привет, — сообщил Руднев.

Дронго, кивнув в знак благодарности, хотел что-то спросить, но в этот момент в комнату вошел Владимир Владимирович с чайником и стаканчиками в виде груш, подаренными ему Дронго.

— Говорят, в этих стаканах чай долго не остывает, — с улыбкой заметил Владимир Владимирович, разливая чай.

— Я попытаюсь понять, почему вы вышли именно на меня, — задумчиво произнес Дронго, — тем более после того, как задействовали все имеющиеся у вас резервы. Нашли Владимира Владимировича, передаете привет от Потапова и приехали сюда с Еленой Сусловой, с которой я работал полтора года назад. Очевидно, речь идет не о расследовании, иначе вы не стали бы так поспешно меня искать. Насколько мне известно, следователи ФСБ и прокуратуры ни за что не допустили бы к расследованию постороннего. Если бы сами не зашли в тупик. Значит, дело тут не в расследовании.

Лена молчала, только смотрела на него. Руднев отвернулся, показывая, что его совершенно не интересуют рассуждения Дронго. Владимир Владимирович, напротив, слушал Дронго с интересом. Как всегда.

— Судя по ситуации в стране, министр финансов — главная фигура в правительстве, — продолжал Дронго, — завтра он летит в Лондон, а в пятницу выступает в Думе. Значит, вы хотите, чтобы я его охранял. Нет, не совсем так. Вам нужен не просто охранник, для этого у вас есть офицер ФСБ. Вам нужен эксперт, способный предотвратить покушение на министра. Из этого я делаю вывод, что организатора преступления вы уже вычислили и боитесь его. И еще боитесь повторной попытки покушения, когда чуда может не произойти. И наконец, папка в ваших руках, полковник. Очевидно, там досье на преступника, организатора террористического акта. Я угадал?

Владимир Владимирович перевел взгляд с Елены на Руднева. Полковник пожал плечами, видимо, соглашаясь с Дронго, а Елена закивала и сказала с улыбкой:

— Все верно. За исключением одного: мы ничего не боимся. Но наши аналитики считают, что организатору покушения нужно противопоставить опыт другого человека, способного предотвратить покушение. Мы знаем, как ты действовал осенью восемьдесят восьмого, когда сумел предотвратить в Нью-Йорке покушение на президента.

— С тех пор прошло десять лет, — вздохнул Дронго, — я был тогда молодым и красивым. У меня были свои волосы и свои принципы. А сейчас я старый, толстый, лысый, уставший от жизни человек. У которого нет ни волос…

— Ни принципов? — быстро спросила Лена.

— Я этого не сказал. Не стало страны, которой я служил, и идеалов, в которые верил.

— Вы не хотите нам помочь? — сухо спросил Руднев. Что-то, видимо, раздражало его в поведении Дронго. — У нас мало времени.

— Подождите, Виктор, — остановила его Суслова, — он непременно поможет. Но ему надо подумать.

— Спасибо, что не сразу выгнали, — ответил Дронго.

— Мы оплатим тебе все расходы, — сказала она каким-то напряженным, не своим голосом. Он поморщился, догадавшись, что Елена пытается сгладить впечатление от нетактичного вопроса Руднева.

— Не сомневаюсь, — Руднев внушал Дронго явную неприязнь, — а гонорар я, конечно, не получу.

— До свидания. — Полковник уже хотел уйти, но Елена остановила его.

— Не надо, Дронго, — сказала она, — ты не в курсе дела, а изображаешь из себя этакого монстра.

— О ком же это вы говорите? — первым нарушил наступившее молчание Дронго. — Я могу ознакомиться с его досье? Оно ведь у вас с собой?

— Вы ошибаетесь, — мрачно ответил Руднев, — это материалы по сегодняшнему покушению. У нас нет досье на преступника.

— Значит, дело обстоит хуже, чем я думал. Кто же мог организовать покушение в самом центре Москвы? Кто-то из бывших «ликвидаторов»? Суперзасекреченные агенты, о которых не принято было говорить даже в КГБ? Офицеры, специализирующиеся на активных мероприятиях за рубежом? Я знаю, их досье под запретом, не подлежат выдаче. Верно?

Руднев взглянул на Суслову.

— Говори, говори, не бойся, — спокойно сказала она, — ему можно, он знает о «ликвидаторах».

— Вы правы, — сказал Руднев, — речь идет о «ликвидаторе». Бывшем сотруднике КГБ, а потом ФСБ. Во время одной операции, когда нужно было вывезти из страны и спрятать сто миллионов долларов, он явно перестарался. Погибли случайные свидетели. Он получил двенадцать лет тюрьмы и воспринял это как вопиющую несправедливость, поскольку считал, что выполнял приказы начальства. Четыре месяца назад кто-то устроил ему побег. За сутки до его перевода в один из сибирских лагерей, подальше от Москвы.

— Ему помогли? — догадался Дронго.

— Да, — Руднев говорил монотонно, скрипучим, неприятным голосом, — поэтому нам нужен независимый эксперт, поскольку мы до сих пор не знаем, кто именно ему помог. Нужен специалист такого же класса, как он сам. И таким специалистом в Службе внешней разведки считают вас.

— Его досье сохранилось?

— Да. Но с ним может ознакомиться только начальник управления, причем не выходя из службы безопасности.

— Я не смогу его посмотреть?